Расслабтесь и отдохните ))

Детские игры

Наступал вечер.
Над деревней медленно растекалась серея пелена сумрака, и влажный воздух хранил в себе запах сырых опавших листьев и ранней изморози.
От одной мысли о том, что скоро станет совсем темно, у тетки Фроси на глаза набежали слезы, а пальцы начали предательски дрожать. Подумать только! Сколько лет живет на свете – разного было на ее веку, но с таким страхом еще не встречалась. И хорошего, и плохого хлебнула, ни пред чем особо не пасовала,  и – прости, Господи – но ведь правда! – ни во что этакое не верила… И вот - на тебе, тетушка, на орешки! Со вчерашнего вечера места себе не находит. Оно, как бы, не так и страшно… Но чем гуще сумерки, там темнее страх.
А началось все с того, что заболела ее внучка, Маришечка. (Скажи только – 43 ей всего, а уже и внучке четыре годика... Ну ничего, не беда – дочку вырастила, вырастет и это дитя)
Вроде и не такая опасная болезнь – на простуду похоже, да вот вторую неделю не идет Маришка на поправку. Уже и фельдшеру звонила; он, правда, пришел только на другой день – да и на том спасибо, кому охота топать на их хутор по такой дороге! Вернее, дорога – это когда дождя нет, а когда осень дождливая – то и трактор не решается проехать по их колдобобинам… Посмотрел девочку и сказал то, что она и без него знала: надо ноги парить, чай давать с малиной и оно как-нибудь пройдет… А не пройдет – так звоните в больницу.
Ага. Обязательно. Уже она туда – вприпрыжку. Туда попадись только…
Уж как-нибудь сами.

Но подлый кашель никак не желал успокаиваться. Вроде бы уже и полегчает немножко, но под вечер – снова кашель, и снова мучается бедное дитя…
Сама уже измучилась рядом. И мысли уже всякие в голову приходят…
С мыслями теми невеселыми и пошла свиней кормить. Возвращалась из сарая спешно – дите ведь одно в хате! Она, Маришечка, хоть и умница, но все равно – маленькая еще.
Но тут вдруг детский смех прозвучал – да громко так!
И голосок вроде бы Маришкин; только с чего б это ей так смеяться?
Фрося подошла к окошку, и с удивлением увидела на кроватке рядом с внучкой еще одного ребенка – смуглого верткого мальчишку, похожего на цыганенка.
Они по очереди подбрасывали в воздух игрушки, а потом старались отпрыгнуть от того места, куда они падали. Именно это занятие и вызывало такое веселье.
Перепуганная Фросе опрометью бросилась в дом – ребенок ведь сам не придет; значит, поблизости где-то родня его отирается… Еще чего не хватало!
И дверь не заперта - по сельскому обычаю, уходя не надолго, дверь не запирают, а просто подпирают чем –нибудь, показывая, что хозяин скоро вернется…
Но Фросин веник все так же стоял под дверью там, где она его оставила.
Сердце колотилось уже где-то в районе горла, когда она вбежала в комнату, где в старой железной кровати, на перине лежала ее внучка.
Маришка была одна.
- Тьфу ты, господи… - Фрося тяжело опустилась на табуретку. – Померещится же такое…
- Здесь же никого не было, доченька? – на всякий случай переспросила у ребенка.
- Гаврик был, - пожала плечиками девочка.
- Какой еще Гаврик! Надоели уже твои выдумки! – рассердилась Фрося.
- Как бы это он к тебе приходил? Нет на хуторе детей, кроме тебя, а чужие тут не ходят!
Давно уже Маришка ей сказки рассказывала о каком-то Гаврике, который якобы с ней играет. Вздыхала Фрося только – что ж поделаешь, если не с кем играть девочке. Вот и придумала себе друга… Ей ведь, бабушке – куда правду девать ? – всегда не хватает времени на те забавы – хозяйство на шее немаленькое, и ребенок на руках, а помощи ждать не от кого… Вот и фантазирует себе дите. Ее мать в таком возрасте тоже рассказывала, что у нее под кроватью ужи говорящие живут..
Но все же после сегодняшнего приключения…
- Маришка, а какой он из себя, этот Гаврик твой?
Малышка несколько минут думала, смешно шевеля бровями.
- Он такой… Он кораблики в лужах очень красиво пускает!
Тетка Фрося улыбнулась. От сердца наконец отлегло. Неверное, все-таки померещилось.
На том и успокоилась.

Но на следующий вечер, возвращаясь в хату из сарая, не удержалась и на всякий случай подошла к окну тихонько.
Посмотрела – и одеревенела вся; возле малышки снова сидел тот самый мальчик и что-то ей оживленно рассказывал, пока Маришка терла кулачком заспанные глазенки. Но взволновало Фросю другое: на курчавой голове цыганчонка красовались… рожки! Меленькие, беленькие, как у козленка, но – рожки! А это атрибут известный.
Побледнев от ужаса, Фрося неистово принялась крестить окно и повторять одну из тех двух молитв, которые  знала.
Бесенок подскочил, словно ошпаренный, зыркнул на нее перепуганными черными глазенками и бросился бежать.
Когда Фрося, едва не ногах держась, зашла в Маришкину комнату, та утирала слезки.
- Баба плохая… Зачем ты Гаврика прогнала? Он мне желудей принес…
- Ка… какие желуди? Деточка, это же враг… - едва вымолвила Фрося.
- Это Гаврик, а не враг! – дальше ревела Маришка. - И с кем мне теперь играть?

Едва успокоила ребенка.
Но сама никак успокоится не могла. Что же это такое делается? Где же это видано, чтобы эти… эти… уже в дом заходили? Но самым тяжелым было то, что не с кем было поделиться своей бедою. Рассказала бы соседкам, да разве они поверят?  Смеяться только будут и шептаться за спиною: мол, Фросе уже чертики мерещатся… Или, еще чего, в «дурку» позвонят…
Разве что в село к попу сходить?
Уже и решилась, и оделась, а выходя из калитки – остановилась. Что она ему скажет? Чертенята в гости забегают? Тоже не поверит. А если поверит, то еще хуже  - скажет, а что это вы такое, тетя Фрося, делаете там у себя в хате, что ни к кому из порядочных людей не ходят, а к вам – ходят?
Осрамят только на все село, а то еще и ведьмой сделают. Вовек потом не отмоешься… Да и  о Маришке думать надо – ей же в школу еще ходить…
Выходит, остается одной воевать.
Или молиться, чтобы ничего подобного больше не случалось…
Но молись – не молись, а ночь все равно близится. И кошки скребут по душе, и страх за спиной гуляет..
Маришка тихонько посапывала на кровати, изредка перерывая тишину хриплым кашлем.
Прислушиваясь к неровному дыханию ребенка, Фрося так и продолжала сидеть возле грубки.
В дверь постучали.
Вмиг Фросино сердце отчаянно заколотилось в груди, словно хотело выпрыгнуть из нее и забиться в самый дальний угол.
Стук повторился.
На деревянных ногах добралась до веранды. В окошке женский силуэт.
Может, соседка?
- А кто еще там? – заставила себя спросить.
- Открывай и увидишь, кто, - ответил незнакомый молодой голос.
Фрося судорожно вздохнула. В конце-концов, почему это она должна боятся? Это ее дом. А для особо наглых – так вон кочерга под рукой.
Мысль об увесистой кочерге немного успокоила, и Фрося отворила дверь.
На пороге стояла высокая смуглая женщина. Цыганка, скорей всего. Но что она здесь делает в эту пору?
- На кочергу свою не смотри, драться с тобой не буду, - сразу же сказала незнакомка, и в животе у Фроси снова стало холодно. Откуда она… о кочерге?
- Ты за что ребенка моего обидела? – в лоб спросила женщина, не делая попыток войти в дом.
- Какого ребенка? – в свою очередь спросила Фрося, хотя уже понимала, в чем дело.
- Моего, какого же еще! Гаврика! Чем он помешал тебе?
Фрося несколько минут только тупо смотрела на нее, подбирая слова.
- Домой прибежало дитя перепуганное! Я уже думала, что испуг яйцом «выкатывать» придется… Чем это он не угодил тебе?
- Да как же… Да что же это… - начала было Фрося, пока собиралась с силами.
Но речь шла о самом дорогом – о Маришке, и силы нашлись сами собой.
- А зачем он к девочке моей прицепился? Что, по себе не может товарища сыскать? Где это видано, чтобы крещеное дитя водилось с… прости, Господи!
Фрося наконец одной рукой нащупала за дверью свою кочергу и почувствовала себя уверенней.
Почему это она должна оправдываться? Да было бы перед кем!
- Я, думаешь, рада, что он сюда лезет? – сказала вдруг женщина и вздохнула.
- Уже и трепки давала, и ругала – хоть бы хны! Только отвернешься – а за ним уже только пыль столбом! Разве я сама не знаю, что с вами водиться – одно расстройство; только ему это докажи, попробуй!
- И с моей то же самое, - и себе вздохнула Фрося. – Полдня сегодня проревела – верни, мол, Гаврика. Хоть кол на голове теши!
Обе снова вздохнули.
Незнакомка вдруг улыбнулась, перехватив взгляд Фроси, которая тайком то и дело поглядывала на  копну черных кудрей на голове у пришедшей.
- Да не гляди, не гляди, нет. У женщин не растут…
Фрося снова нахмурилась.
- Ну, поговорили – и будет. Иди себе.
Женщина пожала плечами и действительно пошла прочь, к большому облегчению Фроси. Но, пройдя несколько шагов, оглянулась.
- А свою почему не лечишь? Это не мое дело, но сын говорил…
- Да чем только уже не лечила! – пожаловалась Фрося, на миг забывая, кто перед ней.
- Возьми липовый цвет и «пастушьей сумки» пучок, трава такая. Кипятком залей, и пусть постоит ночь. А потом давай ей пить на утреней заре и на вечерней, - словно нехотя сказала женщина и пошла дальше.
- Но где же мне взять ее, «сумку» эту? – уже вослед ей крикнула Фрося, но слова упали в пустоту - во дворе уже никого не было.

Все это произошло вчера.
А сегодня Фрося сидела возле грубки, бросала в нее дрова и крутила в голове тревожные мысли – придет или нет? Оно хоть и маленькое, а все равно страшно… В темноте особенно.
- Пусть себе как знает, а не пущу в хату морду бесовскую! Хоть и всю ночь караулит придется! И день тоже… Не дам Маришку  в обиду! - под нос себе бормотала Фрося, и собственные слова придавали ей решимости.
И когда в дверь кто-то постучал, Фрося уже была готова ко всему и решительно направилась к веранде.
Пусть только попробуют!
На пороге стоял Гаврик. Скромненько так сложил ручки за спиною и только светил черными своими глазищами.
Фрося набрала побольше воздуха, чтобы раз и навсегда объяснить «бесовской морде» что его ждет, если он тотчас не исчезнет, но мальчик вдруг достал из-за спины небольшой узелок и протянул ей.
- Это трава для Маськи, - сказал он.
Какую-то минуту Фрося растеряно смотрела на него, не зная, что сказать теперь.
Узелок как бы сам собою оказался в ее руке.
Малец уже хотел было идти, когда она наконец нашла слова.
- Никакая она тебе не Маська! Ее Маринкой зовут.
Тот только блеснул глазами.
- Ишь ты, морда! Ну, чего стоишь там, холод напускаешь? Заходи уже, если пришел…

* * * * *

Тетка Фрося сидела на пеньке за домом, жмурясь от неожиданно яркого солнышка. Запах сырости и перелой травы колыхался над землею; прохладный ветерок из недалекого леса дразнил нос ароматом свежих грибов. И так приятно было никуда не спешить, а просто наслаждаться погожим деньком…
Возле погреба мелькнула чья-то тень. Пес, что перед этим мирно дремал возле будки, подхватился на все лапы и залаял.
- Тише, Рябко! Шум поднял! – прикрикнула на него Фрося.
- А  кто там ходит? Не ты ли, Эда?
- А кто же еще? – ответил знакомый голос.
- То почему ты там околачиваешься? В гости заходи. У меня и сто грамм ради праздника найдется…
Чернявая Эда (Так, как оказалось, звали мать этого самого Гаврика) уже стояла рядом, улыбаясь.
Тетка Фрося как-то быстро привыкла и к ее смуглой физиономии, и смирилась с тем, что какая-то так их дорога проходила прямо возле ее погреба… Вот только к неожиданным появлениям «соседки» все никак привыкнуть не могла.
Впрочем, та держалась достаточно вежливо и не мозолила глаза понапрасну.
- Ну что, по сто грамм? – повторила Фрося свое приглашение. – У меня самогон хороший.
- А почему бы и нет? –согласилась Эда.
Фрося поднялась со своего пенька и пошла накрывать на стол.

А через часик, обе уже «навеселе», они вышли поискать ребятню.
- Хоть бы в лес не побежали, - заволновалась Фрося.
- Ну и что? Мой не заплутает, и зверя не подпустит близко, - успокоила Эда.
Пока они миновали несколько последних по улице хат, за которыми уже простиралось заброшенное поле, мимо торопливо прошла молоденькая женщина в белом платке.
Эда подозрительно на нее покосилась, но та уже побежала дальше, не поднимая глаз.
- Ты чего? – удивилась Фрося.
- Бродят тут… разные, - фыркнула Эда.
Фрося только плечами пожала. Что правда, то правда – всякие ходят…
Детей нигде не было видно.
- Посмотри ты, у тебя зрение лучше – может, они там, возле лавочки? – попросила Фрося.
Эда прижмурилась, отворачиваясь от солнца.
- А то где! Вот разбойники!

Старая-престарая груша, одиноко растущая прямо посреди поля, была излюбленным местом свиданий молодежи… Когда-то. Теперь самой молодежи на хуторе почти не было, и скамейка под деревом, добротно сделанная чьей-то рукой, полюбилась маленьким сорванцам.
Но подойдя ближе, женщины с удивлением заметили, что рядом с их «чадами» самозабвенно рыло в земле ямки еще одно дитя – светлоголовое, с пушистыми кудряшками, в каком-то цветном пальтишке.
На перепачканному землей личике два больших голубых глаза светились искренней радостью.
Эда и Фрося переглянулись.
- А кто это с вами?
- Где вы его откопали?
- Его уже, наверное, пол-села ищет! – заволновалась Фрося.
- Нигде мы его не взяли, сам за нами увязался, - шмыгнул носом Гарик.
- Его зовут Арон, и он будет играть вместе с нами, - спокойно сказала Маришка, стряхивая с курточки прилипшие травинки.
Арон взглянул на нее, улыбнулся и продолжил свое занятие.
- А кто же за ним присматривает? Ведь откуда-то он пришел? – продолжала беспокоиться Фрося, но троица маленьких разбойников уже со смехом побежала прочь от них, в поросшее высоким бурьяном поле.
- А тебе чего волноваться? – махнула рукой Эда.
Обе присели на скамейку.
Едва они успели это сделать, как в нескольких шагах от них снова появилась незнакомка в белом платке, хотя Фрося могла поклясться, что полминуты назад ее и близко не было.
- Арон! Арон, сынок!
- А вот и мамаша пожаловала, - пробубнила Эда себе под нос.
- Арончик!
Но малыш словно и не слышал. Он как раз был занят тем, что с завязанными глазами пытался поймать Маришку или Гаврика, которые со смехом отпрыгивали в сторону.
И самим без улыбки наблюдать за этим было невозможно.
- Арон!
- Да успокойся ты! – махнула рукой Фрося.
- Пускай играют. Они же дети. А детям все можно.
Женщина растеряно смотрела то на Фросю, то на Эду.
- Но там же… Там же человеческий ребенок!
- Ну и что? – пожала плечами Эда. – Я же своего отпускаю. Пускай бегают, пока дети. Успеют еще…
Женщина вздохнула и тоже присела на скамейку.
- Как зовут тебя? – спросила Фрося.
- Мириам…
- Мила, значит…Будешь семечки щелкать, Мила?
Фрося достала из кармана старой куртки пригоршню тыквенных семечек и отсыпала сначала новой знакомой, потом старой.
А трое детей, словно воробьи, беззаботно порхали среди стеблей высокого бурьяна и травы, уже поникшей в предчувствии надвигающихся холодов.
Иногда поднимался ветер, и тогда белые крылышки Арона весело шелестели и светились в лучах осеннего солнышка...